Элизабет открыла дверь в его комнату. Большая и светлая с минимум мебели и двумя большими шкафами с книгами, она всегда сверкала чистотой. Ни пылинки не было и на сложенных стопками прямо на пол, книгах. Как и думала Лиз, Джонатан склонившись над книгой, слушал свой плеер. Он восседал за огромным столом из красного дерева. Раскрытая книга лежала поверх клавиатуру раскрытого ноутбука. Видимо, он опять делал несколько дел сразу: слушал музыку, проверял электронную почту и читал. В комнате было душно. Июль в этом году выдался особенно жарким. Окно была распахнуто настежь, но Лиз не уловила даже намека на легкое дуновение. Расстегнутая на юноше хлопчатобумажная домашняя рубашка, обнажала натренированное сильное молодое тело, покрытое испариной, на плечах ткань натягивалась, подчеркивая их широту и рельефность. Длинные черные пряди волос скрывали сосредоточенное лицо молодого человека, поглощенного книгой.

Лиз некоторое время постояла посреди комнаты, но поняв, что никто не заметил ее присутствия, решительно и шумно подошла к окну, с силой захлопнула его и взяв пульт с подоконника включила кондиционер.

— Лиз, ты же знаешь, как я не люблю эти чертовы холодильники. Я постоянно простужаюсь из-за них. — мягко и в тоже время властно отозвался голос сына. Джонатан поднял голову, поправил очки и заправил выпавшие пряди за ухо.

— Господи, Джонни, прекрати называть меня Лиз, я не твоя подружка. — Элизабет вскинула изящные брови и посмотрела в умиротворенные темные глаза сына, казавшиеся ей слишком взрослыми для его возраста. Да, ни внешне, ни внутренне, он не походил на нее и Эдварда, что иногда вызывало у нее легкое недоумение и грусть. Она хотела бы видеть его аккуратно подстриженным светловолосым мальчиком ангелом, а не лохматым бугаем с жестким взглядом. Он больше походил на пляжного красавца с горой мускул, чем на интеллигентного адвоката, коим являлся на самом деле. Его внешность многих сбивала с толку. Но стоило перекинуться с Джонатаном парой слов, первое впечатление рассеивалось. Он умел влюблять в себя любого собеседника уже со второй минуты разговора. Словно чувствуя на каком-то психологическом уровне, что и как, а главное когда нужно сказать или сделать. Проницательность — это было еще одним его козырем в купе с остальными неоспоримыми достоинствами.

— Ты запрещаешь называть тебя матерью на людях, а одни мы бываем крайне редко. Извини, если я обидел тебя. — он мягко и лучезарно улыбнулся, обнажая жемчужный ряд зубов. Очки предавали его лицу серьезность, но когда он улыбался, то снова становился мальчишкой.

— Джон, сегодня воскресение, твой единственный выходной. Почему ты здесь, а не развлекаешься где-нибудь с друзьями? — забыв о своих претензиях, спросила Элизабет. — Что за дрянь ты опять читаешь?

Она бесцеремонно вырвала книжку из-под носа сына, и изумленно ахнула.

— "Мифы и легенды о вампирах"? Тебе что больше заняться не чем? — строго взглянув на сына, поинтересовалась Лиз.

— Мам, это просто так, из любопытства. Один мой приятель записался в школу магии и часами разглагольствует о силах тьмы и прочей ерунде. Не хочу выглядеть невеждой в его глазах. — объяснил Джон, беспечно улыбаясь. — Такой бред, мама. А Майкл явно заинтересовался всей этой чепухой.

— Майкл Стенхоуп? Этот богатый бездельник? — Элизабет презрительно скривила губы, с отвращением бросив книгу на стол. — Да он просто не знает, куда потратить родительские деньги. Надеюсь, ты не собираешься посетить эти сектантские сборища?

— Упаси меня Господи. Майкл просто экспериментирует, ищет себя. Я не считаю его бездельником, просто он еще не определился. — попытался оправдать друга, Джонатан. Лиз картинно всплеснула руками и расхохоталась.

— Милый мой мальчик, ты еще так наивен. Майкла несколько раз задерживали за употребление наркотиков и вождение в нетрезвом виде, об этом все знают. Его до сих пор не посадили только благодаря связям его отца. Как же ему стыдно, наверно, за своего нерадивого отпрыска.

— Мама, ты не справедлива. — Джонни встал, а его мать почувствовала себя хрупкой дюймовочкой на его могучем фоне. — Ты слишком часто слушаешь своих светских благородных сплетниц. Майкл — неплохой парень, он просто принадлежит к этой звездной золотой молодежи — избалованной и дерзкой, готовой бросить вызов всему миру, но все это презрение к приемлемому и признание аморальности за норму поведения — временно. Дай ему время, и он станет неплохим человеком. Майкл своего рода философ, ищет какой-то неуловимый дух предков, мечтает прикоснуться к вечности. Наша жизнь размеренна и запланирована на десятилетия, поэтому тебе так сложно понять его.

— С тобой бесполезно спорить, Джонни. Тусовщики в стиле Перис Хилтон внушают мне отвращение, какими бы богатыми не были их родители. Я рада, что ты отличаешься от них. Но, когда ты проводишь свои выходные в этой душной комнате, я очень сильно огорчаюсь, потому что молодость дается только раз в жизни. Неужели у тебя нет девушки, которую ты мог бы пригласить в кино?

— Нет, мам. Просто нет такого фильма, который я хотел бы посмотреть. — Джонни подошел к матери и взял ее руки в свои. — Но я могу вывести мою дорогую мамочку на прогулку по Трафальгарской площади. Или ты предпочитаешь Ковент-Гарден?

— Джонни. — Лиз были приятны слова сына, но она грустно покачала головой. — В твоем возрасте я уже была матерью, и навещала свою мать только по праздникам. Если тебе встретиться девушка, которая действительно будет тебя достойна, то все равно какой фильм, безразлично, что за актеры на сцене, ты будешь смотреть на нее, а не на экран или сцену.

— Значит, мне такая девушка еще не встретилась. — отпарировал Джон со смехом. — Если это чудо произойдет, ты узнаешь об этом первой.

— А как же Кристин?

— Какая Кристин?

— Не валяй дурака, ты понимаешь, о ком я говорю. Твоя секретарь, с которой вы проводите все рабочие будни. — Лиз принялась застегивать рубашку сына, заботливо разглаживая все складки.

— Мам, мы работаем вместе. — Джон нахмурился. Мать опять затеяла сватовство, а это ему было совеем не по душе. Он не был женоненавистником, и у него случались кратковременные романы, но для серьезных отношений он еще не созрел.

— Но Кристин — симпатичная девочка, у нее приличные родители, и она не глупа, раз ты взял ее на работу. Уверена, что она была бы очень рада, провести с тобой уикенд. Давай я приглашу ее к нам на ужин сегодня?

— А как же твоя великая сплетница Уайт и ее зануда муж — член парламента в прямом и переносном смысле слова? — усмехнулся Джонатан.

— Джон. — Элизабет повысила голос. — Не люблю, когда ты бываешь груб.

— Тогда оставь в покое мою личную жизнь!

— А она у тебя есть? Милый, я добра желаю. — глаза Элизабет смягчились.

— Я знаю, мам. — Джонни поцеловал руку матери, склонив голову. — Зовите вашу Кристин, раз это так необходимо. — сдался он.

— Не мою, а твою. — весело прощебетала Элизабет.

Ужин, как и ожидал Джонатан, выдался скучнее скучного. Элизабет блистала своим красноречием и чувством юмора, расхваливая его на все лады и не забывая о себе любимой. Стол валился от излишка разнообразных блюд, съесть которые было не под силу даже войску голодных солдат. Ее расточительность не знала предела. В такие моменты Джонатан Грэй думал, о брошенных в детских домах детях. Он принуждал мать заниматься благотворительностью, но она шла на это только из любви к нему, а не из лучших побуждений души. Она привыкла к богатству и мысль, что где-то люди могут голодать, никогда не посещала ее хорошенькую головку.

Время от время он встречал скучающий взгляд Кристин, и они весело подмигивали друг другу, понимая безнадежность устроенного ужина. Все, что могло произойти между ним и Кристин, давно уже было, и о возврате к этим отношениям никто из них не помышлял. Кристин была легкой в общении смышленой девушкой, энергичной и искренней, но сердце Джонатана осталось безразличным ко всем ее достоинствам, а она не стала долго горевать по этому поводу. Сейчас ее часто видели с Майклом Стенхоупом, но если бы это стало известно Элизабет, ее хватил бы удар. А пока она продолжала улыбаться и декламировать наилучшие характеристики своего сына, в то время, как он давился от смеха. Не дожидаясь десерта, Джон сам вызвался проводить Кристин до дома, который находился на другой стороне улицы. Элизабет была в восторге, чуть ли не расцеловав обоих на прощание.